ДАР СВЕТА НЕВЕЧЕРНЕГО

АННА ИВИНСКАЯ

СВИТОК ЛОРЫ.

ЭЛЛАМПСИС.ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ДРАМАТУРГИЯ СВЕТА.

САКРАЛЬНЫЙ СВЕТ

ЛОТОС: ПУТЬ К ИСТОКАМ

ИКОНА В ПРОСТРАНСТВЕ

Гостевая книга

Главная страница.

У ПЕЩЕРЫ ИОАННА БОГОСЛОВА НА ПАТМОСЕ По можжевельнику туда овечье стадо уж побрело, откуда веет узкая прохлада, звенит, потрескивает вышина в сливовый отсвет, восковита светизна. Уже невьючный ослик осторожно выступам и лопуху - туда, с отметкой крестовидною в пуху. А вышина, в ушные раковины вся, потресивает лбу, так что не вижу я, куда иду в сухой пыли, размытой в день. Лиловый отсвет некий в проващенную светотень библиотеки лег. Он на вылинялый складень, в свиток синодальный, на рукописи полусвет и угол дальний, проник пергаменту на полублик миниатюрный в книгохранилище, и в балдахин пурпурный. И светизны колючий ток врезает в мозг, перемыкает все, он в конхе оплавляет воск, он фрескам трапезной и, восковитый в силе, в оклад и колеру - по прориси извивам, по складкам, ликам, напряженнейшим на свете, косым пучком всех десяти столетий, пернато, слюдовитый. Мимолетно,не мозаик смальте перетекая, а ко мне сюда на платье. В кармин триаде, в полутон... Уже улавливаю за иконостасом нутром тогда, распахнутое глазу. А он в базилике на терракоту свой опустит свет, и он тебя пронзит, и ты оставишь след. И не отпустит никогда. А вышина в ушах звенит, виску сам отдается шаг. Ток ледяной - в зрачок разъятый. Он терзает слух. И он во всем - земной он замыкает круг. Так узко зреет налитой упругая прохлада, как бы на круг земной уж больше ничего не надо. *** Одно только имя приличествует Божественной природе - изумление. Св. Григорий Нисский Улыбнулся Бог, склонился и вздохнул, изумленно. Вот и сколько лучезарных дел, световидных и лиловых тел Он незримо и по мановенью сотворил. Из небытия призвал невидный пыл для лазурных тел на ворох крыл. Ангелов неугомонных гул спеленал во свет и отпустил. Сизых ангелов крылатый карий пыл, низанный из света в охре крыл. Изумленно Он склонился и уснул. И неугомонный сад прошил трепетный, безродный гул. Он разгневался, вздохнул, но уступил. Вот тогда в распахнутый разор их взволнованно на землю опустил, и одежд растроганный покров гладь земли разительную отразил. И простился, и, наверное, простил. Вот и сколько подвигов земных ангел невозможный положил. Мир пронзительный озноб пробил, вздох глубокий, озарил он пыл. И вздохнул, и трудно веки опустил, и склонился, и, наверное, уснул. Вот когда пора и место пребывать ангелу, не бодрствовать - не спать: крутолобой вечности опять ангелу обволокнуться в гул. АГНЕЦ Мне кажется порой — меня уж нет, ни на земле, ни в сущих небесах, как не было. Единый кокон света колотит потаенное в висках навзрыд. Покуда холод крупный, он, ясный, проливается порой невинною слезой, твой гомон смутный над скошенной моею головой. И будет так. Притянутый к ответу не на земле, но в сущих небесах, разверстых книг благословенным летом не инеем, но именем в руках: Не именем, но агнцем. И отныне несомо бережно примятое груди, покуда не расслышу в громком: «Сыне» над агнцем. — Бледных рук не разведи, над первенцем. Как пропись в Книге: «Ни холод на земле». — А в чистых небесах! Ты примешь тихо, где я все постигну, пусть — агнцем или инеем в горсти. БЛАГОВЕЩЕНИЕ Юнейшей головы наклон. Архангел Гавриил. так лилией о диве возвестив - так говорил. И удивление росистое росло ее, подернуто улыбкой ( как невинно острие!). Печать нездешней тайны. - Зрима ли печать? Земное призри, узришь рать. Младенческий овал. Прозрачное чело. Не мир, не тень, но облако легло невольное - как свет недольных дел, и свет о многом, когда зрим удел. От чрева агнец как взрастет - и в час един оружие пройдет и будет распят Сын. Казнь. Пригвожден. И будет алой мгла. И понесут ко гробу благовонные масла. Осмеян. Желчи крап. И как все канет. Как будут звать. И как не встанет. И воронье в девятый час блаженный. И к утру Некто на пути Преображенный. Но не о том. А зраки нежные прошло. Он вздох зажал - и вышел на гумно. Но не о том, не как тоску примял груди, или росу благоговейной лилии крыла (а на весу смятенных чувств застыл невидный шип - скорбь удивлений, будто вдавлен хлип). О том, как диво див ладони светлой мглой упало медленно и юно, и как не прожгло прохладою крыло. Как после не о том: - Благословенна ты в веках, в Женах, в ином. МИЛЫЙ КРЕЗ Пусть мир Твой призрачен. Жизнь — об ином. Покуда дни накатывают валуном, перетекая из сердец пространствам. И мы врастаем духом Божьим Царствам. Питая порослью. — И ты в иных руках. И срок настал. — И ты в иных Устах. Как агнец чистый в Божией ладье-ладони, и прорастают, замирая в небо, корни. И уж сочатся ветви винограда одной крови, а там — Небесным градом. Уж гроздья зрелые одной грудинной клети, и птицы райские их пьют уже — и дети. А среди них — о, волоокие, и — больше рая — глаза ребенка — ангела того земного края, где прорастали и ступали мы, босые, единые — в три сердца восковые. Текли артериею виноградною, лозою до Длани в полумесяце. И ангелом покоя явь оборачивалась. И мы проступали светло друг в друге. Лозами играли не ангел — мальчик крутолюбый в Длани. Наш волоокий — тихо пьющий ланью жизнь от источника, струящего колодца. И уж он трогает иное небо и иное солнце. Он пьет зрачком иной рассвет. Дыханьем троих сердец в груди перемыканьем или то — крови ход пуская вспять. И потому — на той земле встаем опять. А виноградину, жемчужно налитую, берет он детским ртом. И ветвь витую лозы, тот большеглазый, пробует на взмах. А там — стожарые и о шести крылах… Уж над ребенком крутолобым наклонясь, листают будущность… — Светло и не дивясь. Они читают как-бы в наших книгах близких, где мы сроднились и проснулись в списках живых и сущих. Там переродились. А после уж и нам открылось, какому небу от подножий проступали. И, сухожильями переплетясь, врастали сердцами треснувшими, надсеченным духом — бутоном, лопнувшим вселенною. И слухом — как зреньем осязали, что сокрыто, давно над головами — уж «водой пролито». И там оно смывало наши смуты, вины или играло в венах. Лопалось жасмином на берегу небесном лотосами Иордана. Фламинго и единорогом, пеликаном — мы поутру всходили утренней зарею, или вечерней иорданскою волною. И никогда не угасали на лиловой глади, перетекая одноного иорданской влаге, из отражений возрождаясь вновь и вновь в лазури лотоса. Там от земных оков освобождались мы. Но не воспоминаньем, — нам разрешили повенчаться с этой данью — как отпечаток тверди сохраняя в пуповине не рассекомой , раскаленной — и навек единой. АВГУСТ Это — исход лета, или — провал быта. Божеского света ангельская свита. Или — исход мира, или — конец эпохи. Ветвенные дыры, ангельские вздохи. Или — в канун славы лиственное скольженье. Ветвенная лава, Божеское волненье. Это мироисхода дела ли так плохи, ангельские ахи, Божеские вздохи. Или — износ будней, скорых времен устои. — В свечении судном: Ах! — и: — Пустое! А жизнь не стоит ахов усталых: Господь удвоит и Сам управит. Если вначале — осень, после — Преображенье: в Божескую просинь — ангельское смиренье. Как на суд — постепенный псалмов череды — встала в земное гоненье жизнь правдой малой. Лет усекновенье к горлу ли подступило — ангельское биенье кровь остановило. То ли конец века, то ли его начало: ангела-человека будущее снискало. МИРТ Благословеннейшее из чудес - души твоей неизмеримый вес: источенье пророческое в отвес, - яростной речью преложена весть. Ясный мой, ярко и жжет в груди, исток претворений дав, освободи, свиток деяний дав исподволь. Вручают так - несказанную боль, влагают в ладонь так неувядаемый цвет утрат, и неизреченный свет. - Нести мне как, свете и сыне славы, дар твой, дарственную. Бесправы, бескрылы Господнии ангелы на земли, сотканные из праха, тлена и мглы. НЕЖНОЕ НЕБЫТИЕ Полночи растроганная заводь, дикий виноград припал к сараю, Мирно тишина кого-то славит, наспех напевая нам о рае. Или ангелы незримые играя, резвые, притихли у крылечка, нас обволокнули, ослепляют полутьмой, прильнувшей к свечке. Или врачеванье совьей яви Влагой, в дым густою. Или оплетаяет Нежное небытие, где миром дождь Правит и листву распяли. По распеву славя, буд-то дети Плачут милые в обиде. Словно фуга густо и надрывно где-то явь по совьи, чисто. По лачуге пляшут лиственные тени. Просто лето Лунный полусвет упругий. Мошкара и мышь, и спичек нету. Явь налита почкой или молний светы моют сиплую округу. Это бытие и отлучение от боли. Вечных двое.. или это дар, и милость Ниоткуда, прямо на головы, то ли Явь и впрямь в росе приснилась Божией слезой, где спят в испуге Омываемы земные дети, И в разлуке с миром, или это Нежностью оплетена лачуга. Это нотою басовой, видно Вечность сиротеет.И ни дров, ни света. Сырость, плесень. Только в паутине В излученьи Божии просветы. В монологах лиственных о рае, вдоль оврага в гулких каплях ивы, память сквозь репейник в яростной крапиве, нитками росы играет. УТРО НА ПАТМОСЕ Улицы средневековые узки, в камне до утра шаги резки. В пролет арок матовая светотень, путается у колен. Сливовая свитка синева острову пойдет на колера током ледяным. Угрюм прилив, спелый аромат олив. Каменных проемов и мостов стук. Потрескивает свет, упал засов. Свет прольет в базилике на лик. Он — плату под стопой. И тунике фрески многовековой. На рассвет в саду. В тени олив На островитян сойдет. Пуглив, где шуршит, как сероокий серафим, в арках окарино. Лиц в нем нет: надтреснут чувства. Чувств черты: свет просквозил. Да, рассвет и впрямь искусен — даже рук безвольных ил следом растворился светом. SPIRITUM ASTRA* Деду в белогвардейских тифозных окопах — двадцати восьми лет от роду.. Гляжу в полуденную блажь, как марево прохлады нижней: сыреет парк, пустой коллаж, брезгливый пес да нищий. Как кто плеснул в него вина, лиловый некий сумрак дня. Угрюмый сумрак бытия повсюду тень его видна, такой, что оторопь берет, повсюду ярмарка и сброд, тогда до видимых высот так прям и ясен брод. Поистине одна награда, брать звуки правильные кряду, сходя в земной несносный ряд который год подряд. Одна таинственная лень, сходя в нелепый жалкий день. Свет беспощадного огня уже лизнул меня. Какому счастью будешь рад? Права в груди одна отрава. Следить Божественную славу дано в земной и бедный ад. Нам не понять при свете дня всем скудным знаньем никогда, какая юная прохлада уже окутала меня. *Стремясь к звездам, (лат.)